Лентяй за работу мозоль за руку
– Что это с тобой? – спросила она с веселым удивлением. – Чем это от тебя пахнет?
– Пролетариатом, – честно, без утайки ответил Глеб. – Отечественными сигаретами, хозяйственным мылом, цементной пылью и трудовым потом…
– Насчет пота не знаю, – с сомнением произнесла Ирина, пытливо вглядываясь в его лицо, – но вот нашатырем от тебя, извини, разит на всю прихожую.
“Ерундовая была заварка, – мысленно констатировал Глеб. – А реклама-то, реклама!.. Эх! Надо было брать что подороже…”
– Послушай, – сказала Ирина, – да ведь ты, приятель, пьян! Или я не угадала?
– Угадала, – вздохнул Глеб. – Но ты должна оценить по достоинству мое старание хотя бы выглядеть тревз… трезвым. И имей в виду, с сегодняшнего дня мы начинаем бесхитростную жизнь простой российской семьи.
– Это как же? – с любопытством спросила Ирина.
Похоже было на то, что она находит ситуацию чертовски забавной.
– Очень порет… просто, – сказал Глеб. Язык слушался плохо – одеревенел из-за этого дурацкого чая. – Как в анекдоте. Приходит муж с работы пьяный, а жена его встречает… Кстати! – обрадовался он. – Поздравь меня! Мы с тобой теперь коллеги! Ты проектируешь – я строю, ты опять проектируешь – я все время строю… Здорово, да?
– Ой-ой-ой, – сказала Ирина, по-бабьи подперев щеку ладонью. – Ступайте-ка в душ, коллега, а я пока кофе сварю.
– Мне, пожалуйста; ведро, – попросил Глеб, направляясь в сторону ванной. – И покрепче!
– Само собой, – сказала Ирина.
Четверть часа спустя освеженный, закутанный в халат, благоухающий Глеб Сиверов сидел на кухне и, обжигаясь, прихлебывал горячий кофе из большой фаянсовой кружки. Ирина сидела напротив, разглядывая его с нескрываемым любопытством.
– Извини, – ответил он на ее безмолвный вопрос, – так получилось. Такая дурацкая работа: все время приходится делать то, чего нормальные люди не делают.
– Да нет, нормальные люди как раз частенько такое делают, – заметила Ирина. – А что это ты такое плел насчет простой бесхитростной жизни? В коллеги набивался…
Глеб затряс головой.
– Уже набился! Не веришь? На, полюбуйся!
Он протянул через стол свои стертые до мяса ладони. Ирина испуганно отшатнулась.
– Господи! Это что такое?!
– Это руки обычного российского плотника-бетонщика после первого рабочего дня, – торжественно объявил Глеб. – Я, видишь ли, решил начать честную трудовую жизнь и зарабатывать хлеб свой в поте лица своего… И это, скажу я тебе, оказалось не просто! Как говорится, лентяй за дело – мозоль за тело.
– Что ты несешь? Перестань паясничать, говори толком. Какой еще плотник, какой бетонщик? Погоди, я сейчас перевяжу…
– Глупости, – отмахнулся Глеб. – Заживет как на собаке. Я же говорю: такая вот дурацкая у меня работа. Самому смешно, ей-богу. Я не паясничаю, я действительно устроился работать на стройку. Пришлось, понимаешь ли… И соответственно отметил первый рабочий день в кругу любимых коллег – тоже, как ты догадываешься, пришлось.
Ирина вздохнула, она все поняла.
– А я-то решила, что ты действительно перековал меч на орало…
– Плотник-бетонщик из меня, как выяснилось, очень посредственный, – заявил Глеб. – А уж кузнец, пожалуй, и того хуже. Страшно подумать, что у меня получится, если я возьмусь ковать. Орало с вертикальным взлетом какое-нибудь…
Ирина невесело фыркнула, встала и начала накрывать на стол.
– Закуси, кузнец, – сказала она, ловко расставляя на скатерти тарелки. – А то ты, по-моему, еще не совсем пришел в себя.
– Вот! – обрадовался Глеб. – А я сижу и думаю: чего это мне в жизни не хватает? Закуски мне не хватает, вот чего! А может, по стопарику? – тоном профессионального провокатора предложил он. – Чтоб закуска, значит, не пропадала, туды ее в качель…
– Не знаю, как там твой меч, – заметила Ирина, нарезая хлеб, – но сам ты перековался очень успешно. Дня не прошло, был человек – стал законченный алкоголик.
– Так уж и законченный, – с покаянным видом сказал Глеб. – Я бы сказал, начинающий… Послушай, – делая вид, что спохватился, как бы между прочим добавил он, – а ты, случайно, Виктора Ивановича не знаешь?
– Знаю, наверное, – немного удивленно откликнулась Ирина. – Я многих знаю, и среди них, по-моему, есть пара-тройка Викторов Ивановичей…
– Ах да! – спохватился Глеб, на этот раз вполне искренне. – Меня интересует твой коллега, архитектор, которого зовут Виктором Ивановичем.
Ирина наморщила лоб и задумалась, не забывая присматривать за яичницей, чтобы та не пригорела.
– Коллега? В нашем бюро нет ни одного Виктора Ивановича. Виктор Денисович есть, и еще практикант, Витя Смирнов, я его отчества не знаю, но могу позвонить узнать…
– Практикант? Нет, практикант не годится. Ему сколько лет – восемнадцать-двадцать?
– Двадцать три. Сразу после института. Способный малый, только лентяй. Его больше интересует противоположный пол, чем архитектура, и поэтому…
– Так-так-так, – перебил Сиверов. – Я вижу, в ваше бюро давно пора наведаться и провести разъяснительную работу… Безобразие! Куда смотрит общественность?
– Общественность смотрит в зеркала, – с улыбкой ответила Ирина. – Мажет губы, щиплет брови и вообще чистит перышки. Паренек-то симпатичный! Но ты можешь не волноваться: я для него старовата.
– Да, – сказал Глеб, – действительно, что это я забеспокоился?
– Ах ты негодяй, – возмутилась Ирина. – Так я, по-твоему, старуха?
– Я этого не говорил. Это ты сказала.
– А ты согласился!
– Я?! Я только сказал, что мне беспокоиться не о чем, потому что я тебе целиком и полностью доверяю. Ты у меня не только красавица, но еще и умница, каких поискать.
– Так, теперь я не только старуха и уродина, а еще и дура вдобавок!
Глеб вздохнул и смиренно принялся за еду.
– М-м-м, вкусно! Так тебе, значит, незнаком архитектор по имени Виктор Иванович? – спросил он через некоторое время с набитым ртом.
Ирина посмотрела на него долгим испытующим взглядом. Впрочем, Глеб знал, что она не станет задавать лишние вопросы – привыкла. “Черт, как это она со мной до сих пор живет?” – в который уже раз подумал он с чувством похожим на раскаяние.
– Почему же не знаю? – медленно произнесла Ирина. – Просто так сразу не вспомнишь… Ну, разве что Телятников…
“Пустой номер, – подумал Глеб. – Так просто не бывает: пришел домой, спросил у жены и получил ответ, который ищешь уже вторую неделю… Скорее всего это совсем не тот Виктор Иванович. Мало ли в Москве архитекторов?”
– Телятников? – переспросил он с глубокомысленным видом. – Интересная фамилия. Вызывает ассоциации: Тургенев, Толстой, дворяне…
– При чем тут дворяне? – удивилась Ирина. – Добро бы еще был какой-нибудь Телятьев… А Телятников – это потомок телятника, то есть человека, который за телятами присматривает, только и всего. Что же тут дворянского?
– Ага, – сказал Глеб, – понятно. Ну, и что же он из себя представляет, этот отдаленный потомок крепостного скотника?
Ирина покачала головой.
– Тебе определенно нельзя пить. Ты такое несешь!..
– Мне нельзя пить с рабочим классом, – уточнил Глеб. – У меня профессиональная способность к мимикрии, я автоматически приобретаю окраску окружающей среды, и это не сразу проходит. Вот если бы я пил, к примеру, с академиками, ты бы меня просто не узнала. Сидел бы тут и рассуждал о дискретных свойствах материи, а ты мучилась бы чувством своей интеллектуальной неполноценности. Сейчас, по крайней мере, ты можешь гордиться своим превосходством. Чем плохо? А если бы я пил с Телятниковым, то… Впрочем, вряд ли я стал бы с ним пить. Я же его никогда в глаза не видел! А вдруг он – мерзкий, отвратительный тип, дурак и бездарь? С чего это я стану с ним пить?
– Не надо задавать мне наводящие вопросы, – сказала Ирина, – я и так поняла, что тебя очень интересует Телятников. Хотя никак не возьму в толк, зачем он тебе понадобился. Интеллигентный человек, мухи не обидит, с бандитами дела не имеет…
Источник
«Крепко меня по мозгам на той стройке приложило. Как там у Мухаммеда? Если имеешь веру размером с горчичное зёрнышко…. Или это не пророк правоверных говорил? Не помню, да и какая, к лешему, разница? Захотел Рома Шишагов ото всех уйти — пожалуйста. Достал веру из заначки и — айда. Какая сага может получиться!»
Роман остановился, повернулся к скале спиной, взмахнул рукой и продекламировал в пространство, кривляясь и ёрничая:
— Ворвавшимся в испаритель хладагентом вскипели чувства, и, подобно назревшему гнойнику, вскрылись у лейтенанта запаса Шишагова скрытые до того от посторонних глаз запасы веры. Сим эмоциональным выхлопом был рекомый муж выброшен пёс его знает в какие края, украсив собой каменную стену, которую с тех пор иначе, чем “Стена Почёта” не называли. Или “Стена Плача”? А, поживём — увидим.
Шишагов сплюнул вниз, проследил полёт плевка и продолжил путь.
Выступ под ногами достаточно круто шёл вниз, но становился всё уже.
Открывшийся наконец восточный склон горы был намного более пологим и — подарок природы — гораздо сильнее изрезан всякими трещинами, чем южный. До более-менее отлогой поверхности оставалось еще метров десять, до подошвы горы — двадцать. Шишагов решил спускаться здесь. Медленно и осторожно, нащупывая каждую новую трещину или выступ, всем телом прижимаясь к скале, сползал он вниз. Два раза пришлось возвращаться и сдвигаться в сторону, чтобы найти удобное место. Когда через двадцать минут удалось встать, наконец, у подножия, руки и ноги дрожали от напряжения.
К счастью, Роман уже отдышался и смотрел в нужную сторону, когда метрах в двухстах из-за группы каменных обломков выбрался крупный зверь и медленно направился в его сторону. Покрытое грязно-серым мехом животное не торопясь брело примерно к тому месту, где Рома спустился со скалы. Передвигалось медленно, с кажущейся неуклюжестью переставляя косолапые конечности. Массивная башка с круглыми ушами раскачивалась при ходьбе. Пару раз зверь останавливался, переворачивал камень и чем-то перекусывал. Роман с интересом наблюдал за ним, но тут заработал барахливший до того глазомер. Ого! Зверь, стоящий на четырёх лапах, в холке был выше человеческого роста! Немного опешив от такого открытия, Шишагов опять тормознул — его мозг согласился признать в этой громадине медведя, только когда зверь остановился и потянул ноздрями воздух. В тот же момент хищник заметил потенциальную добычу, коротко рыкнул и бросился в атаку.
На обратный путь наверх у Романа ушло меньше минуты, был момент, когда когти вставшего на задние лапы гиганта лишь на какие-то сантиметры разминулись с его ступнёй.
Рухнув на спасительный выступ, Шишагов, со свистом всасывая в разрывающиеся легкие воздух, смотрел на шумно переживающего неудачу зверя.
«Приключения продолжаются. Я как червяк из анекдота: “Мужик, ты чё, меня там чуть не сожрали”! Расслабился, венец творения!»
По спине стекал ручей холодного пота, кровила ссадина на ладони.
«Гультай за работу — мазоль за рукі [Лентяй за работу — мозоль за руки (белорусская поговорка).], нажрал пузо, теперь расплачиваюсь», — Рома слизнул кровь.
«А ведь ни в одной книжке мне про мишку с микроавтобус размером читать не приходилось. Не предусмотрен такой современной зоологией. Мутант? Или всё-таки галлюцинации у меня?»
Однако тварь, маленько не получившая на завтрак солидный кусок человечины, не была плодом воспаленной фантазии — серая туша бодро суетилась у подножия скалы там, где стоял Роман, иногда поднималась на задние лапы. Видимо, хищник изучал запах незнакомого животного.
Когда первый испуг прошел, желание расквитаться пересилило желание изучать. Шишагов подобрал большой камень и обрушил его вниз, на голову мохнатой скотине. Зверюга как раз встала на дыбы, обнюхивая место, где взобралась на обрыв слишком шустрая добыча. Роман уже предвкушал, как развалится от удара медвежий череп, но зверь, почувствовав угрозу, за доли секунды успел отпрянуть от скалы, развернулся и упал на четыре лапы. Удар пришелся по покрытой длинным и густым серым мехом необъятной медвежьей заднице.
Косолапый взвизгнул, отпрыгнул в сторону и заревел так, что, казалось, с горы сейчас посыплются камни. Потом хищник попятился от скалы, не спуская с человека глаз. Роман отметил, как стремительно и ловко двигалось это огромное, неуклюжее с виду животное. Обломок камня килограммов пять весом, сброшенный с высоты примерно третьего этажа, очевидно, не нанес зверю ощутимых повреждений — либо пришелся вскользь, либо даже таким ударом этого монстра не пробить. Медведь явно собирался караулить вредную дичь до последнего, и этот путь на равнину оказался отрезан. Приходилось пытать счастья в другом месте.
«Ну, довольно рассиживать. Встал, Рома, и пошёл!»
Шишагов заставил себя выполнить свою команду — выбора не было. Возбуждение от стычки с косматым аборигеном прошло, и сразу засосало в животе. За сумасшедший день гонок с кавказцами поесть не удалось, не было ни времени, ни желания, здешний же общепит пока своих услуг не навязывал. Тем больше было резонов быстрее выбираться из этого заповедника. Роман туже затянул ремень и быстрее заработал ногами. Нет худа без добра — встреча с Топтыгиным вывела человека из состояния заторможенного обалдения, в котором он находился с момента пробуждения.
Пробираясь по выступу скалы, он думал, что занесло его, похоже, в изолированную горную долину на Аляске или в Андах, затерянный мир, подобный описному Конан Дойлем, в котором не ступала нога человека. Громадный медведь не жучок-паучок, если бы было известно о существовании такого гиганта, о нем упоминали бы в любой статье, хоть как-то касающейся этих хищников.
«Может, всё-таки мутант?»
Вспоминать, как ловко навернул Роман каменюкой редкий экземпляр эндемичной фауны, за возможность увидеть который любой земной зоолог продал бы душу, было приятно. Представив, как это выглядело со стороны, он даже споткнулся от неожиданной ассоциации с иллюстрацией в учебнике истории древнего мира: кроманьонцы забрасывают камнями семейство пещерных медведей. Звери на рисунке были крупнее местного, но картинка получилась неприятно похожей.
Споткнувшись еще раз, Роман едва не спустился с горы по кратчайшему расстоянию. Бросил на ходу решать зоологические загадки и сосредоточился на дороге.
Скальный выступ, по которому Шишагов пробирался, становился все уже и круче изгибался кверху. Еще через десять минут Роман уже не шел, а карабкался по нему почти вертикально, цепляясь руками за неровности скалы. Смотреть вниз уже не решался, при последней попытке закружилась голова, неудержимо захотелось оттолкнуться и прыгнуть. Накапливалась усталость.
Вскоре движение вверх превратилось в самоцель, человек карабкался, механически выбрасывая руки в поисках подходящих выступов и трещин, ноги толкали тело всё выше, пот заливал глаза, и не было возможности его вытереть. Временами Роман замирал на минуту, прижавшись к поверхности камня, переводил дыхание и опять рывками, извиваясь, лез выше и выше. В какой-то момент надёжный с виду выступ скалы оказался незакреплённым камнем и вылетел из-под ноги, несколько мгновений человек висел на руках, судорожно пытаясь отыскать другую опору. Нащупав трещину и закрепившись, несколько бесконечных минут не мог продолжить движение — тело не слушалось. Когда рука, в очередной раз заброшенная наверх, не встретила преграды, Роман испугался. Только потом, найдя дрожащими пальцами край скалы, понял, что выбрался. Перевалился через кромку и рухнул на такую замечательно мягкую, одуряюще пахнущую жизнью молодую траву.
Саднили стертые до крови ладони, дрожали от перенапряжения мышцы рук и ног, ломило спину, и было удивительно хорошо лежать вот так, раскинув руки, бездумно пялиться в небо, слушать птичьи голоса и радоваться тому, что сумел-таки одолеть эту чертову кручу.
Разбудило его громкое хлопанье крыльев прямо над головой. Чтобы проверить, что это за шум, Роман приподнялся, оглядываясь. Большой коричневый стервятник противно каркнул, отскочил в сторону, распахнул крылья и прыгнул с обрыва. В вышине вычерчивали круги несколько его родичей. Шишагов погрозил падальщикам кулаком и поднялся на ноги. Солнце стояло в зените и жарило вовсю. Редкие облачка, в нескольких местах пятнавшие синеву неба, даже не пытались ему помешать. Утренний птичий хор притих, тишина лишь изредка прерывалась случайными свистами или чириканьем.
Роман находился в неглубоком ущелье, поросшем высокими хвойными деревьями. К его удивлению, оно не имело выхода на равнину, а обрывалось именно той скалой, на которую пришлось карабкаться с таким упорством. По дну ущелья, протекал ручей и тощим водопадиком спрыгивал вниз. Сорвавшись с такой высоты, струя распадалась на отдельные капли раньше, чем долетала до подножия горы. При виде воды жажда стала нестерпимой, человек бросился к берегу, упал на четвереньки и жадно, окуная лицо в хрустально-чистую жидкость, начал пить.
Больше нескольких глотков сделать не удалось, от ледяной воды заломило зубы. Пришлось пить не спеша, черпая горстями, согревая каждый глоток во рту. Остановиться удалось только тогда, когда в желудке не осталось свободного места. Напившись, он подошел к одному из деревьев, расстелил на траве куртку и опустился на неё, прислонился спиной и затылком к толстой растрескавшейся коре.
Источник
15.11.2018 в 07:16
×
- Напишите полезный ответ
- Отвечайте подробно
- Подкрепите ответ фактами, поделитесь личным опытом
Пожалуйста, напишите более подробный ответ.
15.11.2018 в 07:18
Полезный ответ +2
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 07:25
Полезный ответ +2
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 07:40
Полезный ответ +3
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 07:49
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 08:00
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 08:01
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 08:01
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 08:24
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 08:33
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 08:44
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
15.11.2018 в 12:28
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
Добавить ответ
Слава, 36 лет, Архангельск
08.05.2018 в 19:29
06.05.2018 в 16:25
07.05.2018 в 19:27
28.01.2018 в 13:08
09.01.2018 в 16:07
Как часто видишь на рекламных проспектах, да и в жизни, жещина едит на горбу муччины или весит на шеи зацепившись ногами, это признак культуры или?
Как высчитаете, ревность это признак неуверенности или по большому счету знак того, что человек любит и не хочет тебя терять?
как вы считаете, времяпровождение на фотостране это азарт, зависимость или еще что-то другое?
Почему алла ковнир ушла из мухтара?
Есть смысл перед встречей с девушкой натереть себе мозоли на руках?
Отсутствие бровей у парня это признак мужественности или плохое чувство стиля?
Смотрим с сыном видео: счёт от 1до 10. Девочка считает пальцы на руках, сын заулыбался, завоображал. Вспомнила сразу карлосона у телевизора. А ваши дети кокетничают с теми, кого видят на экране?
Нафига нужны отчества? Вам нравится такое обращение? Считаете ли вы, что это признак уважения? Андреевич интересуется?
Источник